Но было здесь же, по соседству, и куда более обширное по площади, ничуть не менее примечательное деревянное сооружение – тоже «с широким применением элементов ампира». Сохранись оно до наших времен, могло бы быть такой же изюминкой Риги, как знаменитые деревянные кварталы норвежского Бергена.
Аккурат между Благовещенской церковью и «Езусбазницей» простирался Гостиный двор – целый торговый город размером в обширный квартал. Восстановленный после пожара (1820), он счастливо пережил, даром что деревянный, все войны – и был безжалостно снесен в 1950?х, когда советская Рига не пожалела ветхих деревянных бараков ради величественного символа социализма в духе столицы СССР. Цельный район деревянной архитектуры, «оттеняющий» каменную Вецригу, распался, а к готическим барочным шпилям в открыточной городской панораме добавилась нелепая в немецкой, ганзейской Риге «московская» высотка, стилизованная, как и семь ее родных московских – без кавычек – сестер, под башни Кремля.
Наводки:
* О Благовещенской церкви и других православных храмах Латвии – на сайте Латвийской православной церкви: www.pravoslavie.lv
* Сайт Рижского театра русской драмы: www.trd.lv
Русее, чем Россия
«Сталинский» небоскреб Академии наук обозначает начало Москачки. Но для того, чтобы увидеть своими глазами район, породивший самые жуткие городские легенды, надо пройти дальше: до Московской улицы (Maskavas iela) и по ней прочь от центра. Чем меньше окружающий городской пейзаж напоминает Ригу, тем более глубокого круга городского ада вы достигли.
Про Москачку в Риге ужасы рассказывали всегда, и всегда тут были самые известные городские трущобы. В 1980?е Московский форштадт славился гопниками и рецидивистами, в 1990?е – наркоторговлей. Все это еще есть в каком-то количестве на Москачке, но никакой инфернальной Москачки нет уже давно. Это по-прежнему городское дно, здесь по-прежнему хватает халуп и асоциальных личностей, но о нынешнем Московском форштадте уже не сложишь леденящих кровь городских легенд, не напишешь, содрогаясь от давнего ужаса, как рижанин Петр Вайль: «Одна из ярких картинок детства: мне восемь лет, мы едем в гости к сослуживцу отца на трамвае по Московской улице, ранний вечер, светло и в мельчайших подробностях виден бегущий по тротуару человек в окровавленной белой рубахе. Он кричит так, что громко слышно даже через запертые вагонные окна. За ним бежит другой, с ножом в руке. Я вижу нож, вижу кровь на нем и думаю: так не бывает, что снимается кино».
Сейчас на Маскавас и на соседних улицах действительно нередко снимается кино. Московский форштадт, выстроенный когда-то русским купечеством и напоминавший не Германию, а Нечерноземье, постепенно нищал и опускался – и поскольку браться всерьез за городскую клоаку не хватало духу ни у советского горисполкома, ни у постсоветской Рижской думы, здесь до сих пор можно встретить такую провинциальную Россию, какой и в провинциальной России осталось немного.
Еще эмигрант Георгий Иванов искал в закоулках Москачки потерянную родину – и недоступную, и изменившуюся. «Маленький островок, уцелевший от погибшего материка, он в неприкосновенности сохранил черты той России, которой не существует», – писал Иванов в очерке «Московский форштадт». Несколько десятилетий спустя то же будет находить тут Вайль: «Взрослым я узнал заповедные места русской Риги, где открывал истинные московские дворики прямо с холста Поленова, настоящие завалинки с лузгающими семечки старухами…»
Кое-что дотянуло и до второго десятилетия XXI века. Стоит еще, пусть и обветшавшее, двухэтажное деревянное здание легендарного трактира «Волга» (Maskavas, 23), куда, говорят, захаживали Шаляпин, Комиссаржевская и Михаил Фокин. Держал «Волгу» купец Константин Тарасов, и «тарасовская селянка» славилась на весь город. Даже в советские времена избежала закрытия церковь Иоанна Предтечи (Kalna, 21) при большом и старом Ивановском православном кладбище – чуть ли не самом старом кладбище города. (Есть у Предтеченской церкви своя легенда – о том, как безбожник Маяковский якобы молился в ней об избавлении от любви к Лиле Брик, но нынешнее каменное здание построено все-таки лишь в 1930?х.) И в течение всей эпохи победившего атеизма действовал молитвенный дом старообрядческой Гребенщиковской общины, чья золотая луковка была и остается «маяком» старой Москачки.
Рижская Гребенщиковская соборная моленная (Krasta, 73) – самый большой в мире храм старообрядцев поморского согласия, а здешняя Гребенщиковская община (названная по имени митавского купца Алексея Гребенщикова) – самая большая из беспоповских. История латвийского старообрядчества началась еще до присоединения Риги к Российской империи. Главные здешние староверские места – это Латгалия, в которую беспоповцы бежали от репрессий после Никоновских реформ.
В нашем Этнографическом музее среди типичных латышских хуторов есть двор латгальских старообрядцев. Будучи, как и представители многих гонимых национальных и религиозных общин, предприимчивыми торговцами, русские староверы освоились в Динабурге (нынешнем Даугавпилсе, столице Латгалии) и в Риге. В купеческом Московском форштадте они были заметной и зажиточной частью населения, а маковка построенной в 1905 году высокой колокольни Гребенщиковской моленной больше столетия слыла единственным в Риге позолоченным куполом – пока пару лет назад сусальным золотом не засияли два купола кафедрального Христорождественского собора.
Пики социализма
Из девяти существующих московских, они же сталинские, высоток в самой Москве – лишь семь. Две другие, не отличающиеся от них по стилю, – это Дворец культуры и науки в Варшаве и Латвийская академия наук в Риге (иногда к списку пытаются примазаться киевские и челябинские здания – но они все иной конфигурации). Из девяти сестер рижская – самая молодая и самая низкорослая: 107 метров, 21 этаж. Она хоть и зовется сталинской, при жизни Сталина была лишь заложена (в 1952), а построена (в 1958) и сдана в эксплуатацию (в 1960) уже в разгар борьбы со «стилем вампир», накануне повальной «хрущебизации» Советского Союза.
Общеизвестно, что сначала рижская высотка предназначалась для Дома колхозника (оттого и строилась рядом с тогдашним Центральным колхозным рынком), а вот отчего отдали ее в итоге Академии наук – на этот счет ходят разные легенды и анекдоты. Например, что проектировщики не предусмотрели конюшен, и приехавшим на телегах колхозникам негде было коня привязать. Пришлось вместо трудового крестьянства селить белоручек-профессоров.
Как бы то ни было, после обретения независимости высотку, ради которой снесли старинный Гостиный двор, тоже предлагали сравнять с землей – в порядке борьбы с оккупационным наследием. Внутри тогда посшибали барьельефы с Марксом, Лениным и Стучкой, а со шпиля спилили пятиконечную звезду – так он куцым и остался. Говорят, впрочем, что в изначальных планах советских проектировщиков был целый комплекс таких башен, призванных создать «противовес» шпилям Вецриги – если это правда, то город еще легко отделался. Тем более что где-то в нулевых академическую высотку даже признали ценностью – в силу немногочисленности подобных див в ЕС.
Не так давно в небоскребе заседала комиссия по подсчету ущерба от советской оккупации. Может, заседает до сих пор – это занятие латвийскому государству не надоедает. То, что подсчет идет непосредственно в этом самом «ущербе», не смущает никого.
В высотке, что за Центральным рынком, на площади Академии (Akademijas laukums, 1), и сейчас располагается руководство Латвийской академии наук – но туристов в здание пускают. На террасе 17?го этажа (65 м) находится смотровая площадка: с нее город виден не то чтобы в более выгодном, но в менее тривиальном ракурсе, чем со шпиля церкви Петра.
Хотя и отсюда почти не разглядеть то главное, что оставила в городе советская власть (и что нынче трактуется, вероятно, как «ущерб от оккупации»): заводы и жилмассивы. Заводы, правда, давно мертвы (а те, что не пригодились под торговые центры, потихоньку сносятся), но в спальных районах времен перезрелого социализма живет добрая половина рижан. Впрочем, блочная застройка, разбросанная по окраинам, на открыточный облик Риги не повлияла никак. А переделывать Старушку советская власть, в отличие от Улманиса, к счастью, не помышляла. Зато она окружила Вецригу некоторым количеством высотных объектов, из которых Академия наук была первым, но не самым масштабным. Прочие как раз хорошо видны с ее террасы.